Неточные совпадения
За чаем Клим услыхал, что истинное и
вечное скрыто в глубине души, а все внешнее, весь мир — запутанная цепь неудач, ошибок, уродливых неумелостей, жалких попыток выразить идеальную
красоту мира, заключенного в душах избранных людей.
Глядя на бледный цвет лица, на большие глаза, окаймленные темной полоской, двенадцатилетней девочки, на ее томную усталь и
вечную грусть, многим казалось, что это одна из предназначенных, ранних жертв чахотки, жертв, с детства отмеченных перстом смерти, особым знамением
красоты и преждевременной думы. «Может, — говорит она, — я и не вынесла бы этой борьбы, если б я не была спасена нашей встречей».
Вл. Соловьев — романтик, и, в качестве романтика, у него происходило неуловимое сближение и отожествление влюбленности в
красоту вечной женственности Премудрости Божией с влюбленностью в
красоту конкретного женского образа, которого он так никогда и не мог найти.
И в хрустально-чистом холодном воздухе торжественно, величаво и скорбно разносились стройные звуки: «Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас!» И какой жаркой, ничем ненасытимой жаждой жизни, какой тоской по мгновенной, уходящей, подобно сну, радости и
красоте бытия, каким ужасом перед
вечным молчанием смерти звучал древний напев Иоанна Дамаскина!
Надо видеть и понимать, что я каждый день вижу пред собой:
вечные неприступные снега гор и величавую женщину в той первобытной
красоте, в которой должна была выйти первая женщина из рук своего Творца, и тогда ясно станет, кто себя губит, кто живет в правде или во лжи — вы или я.
Когда-то, месяца три или четыре тому назад, во время катанья по реке большим обществом, Нина, возбужденная и разнеженная
красотой теплой летней ночи, предложила Боброву свою дружбу на веки
вечные, — он принял этот вызов очень серьезно и в продолжение целой недели называл ее своим другом, так же как и она его, И когда она говорила ему медленно и значительно, со своим обычным томным видом: «мой друг», то эти два коротеньких слова заставляли его сердце биться крепко и сладко.
Ничего не оставалось бессмысленным, случайным: во всем высказывалась разумная необходимость и
красота, все получало значение ясное и, в то же время, таинственное, каждое отдельное явление жизни звучало аккордом, и мы сами, с каким-то священным ужасом благоговения, с сладким сердечным трепетом, чувствовали себя как бы живыми сосудами
вечной истины, орудиями ее, призванными к чему-то великому…
Великие,
вечные типы dei divini maestri [божественных мастеров (итал.).] облекли во всю
красоту земной плоти небесное, и идеал их — идеал человека преображенного, но человека.
Не правда ли, что это проникает, в глубину души, заставляет сердце ваше биться сильнее, оживляет и украшает вашу жизнь, возвышает перед вами человеческое достоинство и великое,
вечное значение святых идей истины, добра и
красоты!
Но подымать
вечные законы искусства, толковать о художественных
красотах по поводу созданий современных русских повествователей — это (да простят мне г. Анненков и все его последователи!) так же смешно, как развивать теорию генерал-баса в поощрение тапера, не сбивающегося с такта, или пуститься в изложение математической теории вероятностей по поводу ошибки ученика, неверно решившего уравнение первой степени.
Мы это делали не раз и при обозрении литературной деятельности других писателей; но за иных на нас вскидывались приверженцы «
вечных»
красот искусства, полагающие, что о произведениях, например, гг.
Вечная, безусловная
красота, до которой поднимается человек рассматриванием земной
красоты, есть, согласно «Пиру», «
красота вечная, не сотворенная и не погибающая, которая не увеличивается, но и не оскудевает, которая неизменна во всех частях, во все времена, во всех отношениях, во всех местах и для всех людей (αεί ον οϋτε γιγνόμενον ούτε άπολλύμενον οΰτε αύξανόμενον ούτε φθΐνον, έπειτα ου τη μεν καλόν, τη δ' αίσχρόν, ουδέ τότε μεν τότε δ' ου, ουδέ προς μεν καλόν, ένθα δε αίσχρόν, ως τισϊ μεν δν καλόν, τισί δε αίσχρόν).
Как сила непрестанного устремления всего сущего к своему Логосу, к жизни
вечной,
Красота есть внутренний закон мира, сила мирообразующая, космоургическая; она держит мир, связывает его в его статике и динамике, и она в полноту времен окончательной победой своей «спасет мир».
В
красоте природы, как в созданиях искусства, ощущается частичное или предварительное преображение мира, явление его в Софии, и
красота эта своим эросом поднимает человека в мир
вечных образов идей, трепетные кони возносят верного возницу к животворящему солнцу, по незабвенному образу платоновского «Федра».
Исшедшее зовется наслаждением (Lust) Божества или
вечной мудростью, каковая есть первосостояние всех сил,
красот и добродетелей, чрез нее троякий дух становится вожделеющим, а его вожделение есть импрессия, схватывание самого себя: воля схватывает (fasst) мудрость в настроении, а схваченное в разуме есть
вечное слово всех красок, сил и добродетелей» [Myst. magn., V, 7–8, § 2–5.
Солнце — яркое, горячее солнце над прекрасною землею. Куда ни взглянешь, всюду неожиданная, таинственно-значительная жизнь, всюду блеск, счастье, бодрость и
вечная, нетускнеющая
красота. Как будто из мрачного подземелья вдруг вышел на весенний простор, грудь дышит глубоко и свободно. Вспоминается далекое, изжитое детство: тогда вот мир воспринимался в таком свете и чистоте, тогда ощущалась эта таинственная значительность всего, что кругом.
У осужденного на смерть своя психология. В душе его судорожно горит жадная, все принимающая любовь к жизни. Обычные оценки чужды его настроению. Муха, бьющаяся о пыльное стекло тюремной камеры, заплесневелые стены, клочок дождливого неба — все вдруг начинает светиться не замечавшеюся раньше
красотою и значительностью. Замена смерти
вечною, самою ужасною каторгою представляется неоценимым блаженством.
И как объяснить, как дать почувствовать угрюмым отрицателям жизни ту
вечную радостность ее и
красоту, о которой говорит Толстой?
Совсем другой мир, чем в душе князя Андрея. «Высокое,
вечное небо», презирающее землю, говорящее о ничтожестве жизни, вдруг опускается на землю,
вечным своим светом зажигает всю жизнь вокруг. И тоска в душе не от пустоты жизни, а от переполнения ее
красотою и счастьем.
Красота есть прорыв, она дается духовной борьбой, но это прорыв не к
вечному, неподвижному миру идей, а к миру преображенному, который достигается человеческим творчеством, к миру небывшему, не к «бытию», а к свободе.
Красота танца, стиха, симфонии, картины войдет в
вечную жизнь.
Техника несет с собою смерть
красоте, которая представлялась
вечной.
Каждое утро в одном из крайних окон я вижу женскую головку, и эта головка, я должен сознаться, заменяет для меня солнце! Я люблю ее не за
красоту… В узеньких серых глазках, в крупных веснушках и в
вечных папильотках из газетной бумаги нет ничего красивого. Люблю я ее за некоторые индивидуальные особенности ее возвышенного интеллекта.
Он все говорил и вдруг, не докончив длинного периода, воззвал к «
вечным началам правды, добра и
красоты» — и раскланялся.
Среди ароматов и цветов — она, прекрасная, хищная. И она моя. Буйно-грешный сон любви и
красоты,
вечной борьбы и торжествующего покорения. Все время мы друг против друга, как насторожившиеся враги. Мне кажется, мы больше друг друга презираем и ненавидим, чем любим. Смешно представить себе, чтоб сесть с нею рядом, как с подругою, взять ее руку и легко говорить о том, что в душе. Я смотрю, — и победно-хищно горят глаза...
Античное искусство —
вечный источник творчества и
красоты.
И если реалисты XIX века бывали великими художниками, то потому только, что направление в искусстве вообще мало имеет значения, и за их временной реалистической оболочкой светила
красота вечного искусства и
вечного творческого акта.
Также неразрывно связана эротика с творчеством. Эротическая энергия —
вечный источник творчества. И эротическое соединение для творческого восхождения совершается. Также неразрывно связана эротика с
красотой. Эротическое потрясение — путь выявления
красоты в мире.
Женщину потому так трудно любить
вечной любовью, что в любви мужчина хочет преклониться перед
красотой, вне его лежащей.
Поэтому любовь приносит мужчине такое жгучее разочарование, так ранит несоответствием образа женщины с
красотой вечной женственности.
Может ли человек быть спасен и унаследовать жизнь
вечную за подвиг
красоты или подвиг познания?
— У меня есть свой особый кружок, — запела она и завертела головой. — Я не могу расстаться с воспоминаниями своей молодости. Когда покойник Тимофей Николаевич бывал у нас в Москве, он всегда говаривал:"И в шуме света не забывайте
вечных начал правды, добра и
красоты".
Над этим склепом через год после смерти князя Василия была устроена покойной княгиней великолепная часовня, из белого мрамора, выдающаяся по
красоте стиля и отделке между другими богатыми памятниками кладбища Александро-Невской лавры и невольно останавливающая на себе внимание всякого, посещающего это место
вечного успокоения.
Отсюда —
вечное беспокойство и в самой
красоте.
Остается
вечным деление и противоположение мира добра и зла,
красоты и уродства, истины и лжи, Бога и диавола.